Звёзды в прицеле
Было безветренно и непривычно тихо для дальневосточного полдня. Воздух струился густой и неподвижный, словно расплавленный янтарь. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, застывали в своих световых колодцах. Лишь на тонкой березовой ветке, примерно на высоте второго этажа, в абсолютной неподвижности мира дрожал один-единственный листочек, словно живое серебряное сердце дерева.
Игорь медленно, почти не дыша, поднял ствол винтовки. Холодный металл был чужд и тяжел в его руках. Он поймал в прорезь прицела эту крошечную точку бытия — трепещущий листочек. Плавный выдох, палец на спуске… Прозвучал выстрел. Громкий, сухой, раскалывающий тишину, как стекло.
Звёзды на небе
Тот вечер пах клеем и краской. Игорь, склонившись над столом, застеленным чертежами, с религиозным трепетом держал в руках трубу из ватмана. Внутри нее, закрепленная скотчем и упорством, была линза из очков, купленная в ближайшей аптеке. Он мастерил телескоп. В этом была его вселенная — в формулах кривизны стекла, в расчетах фокусного расстояния, в мечте разглядеть кольца Сатурна.
В дверях, заслоняя собой свет из коридора, стоял отец. Он только вернулся со службы, и от него пахло табаком и сапожным кремом.
— В твоем возрасте я уже по девкам бегал, а ты ерундой занимаешься, — его голос прозвучал как выстрел. Громкий и неожиданный.
Игорь не поворачивал голову, пальцы лишь сильнее сжали хлипкую конструкцию. Он чувствовал, как по спине ползет знакомый холодок унижения.
— Хватит, сын, — отец шагнул в комнату. Его тень накрыла чертежи. — Завтра поедем на природу. Смотри, что у меня есть!
Игорь оторвался от своего занятия и повернул голову. В руках отца матовым, стальным блеском сверкнул ствол «мелкашки». Силуэт маленькой винтовки казался игрушечным, но во взгляде отца не было игры.
— Что это? — глупо спросил Игорь, хотя все было понятно и так.
Отец ухмыльнулся, поворачивая винтовку в руках, словно дорогой аксессуар.
— Поедем, потренируемся. Тебе пригодится.
Последние месяцы отец настойчиво, как сапер минное поле, закладывал в сына одну простую мысль: лучшее, что может быть в жизни мужчины — стать офицером. Он сам, носивший погоны с суворовского училища, с четырнадцати лет, не представлял иной судьбы. Его мир был выстроен по уставу: четкий, предсказуемый, с армейской зеленью и запахом пороха.
А вот Игорь представлял. Его мир был ярким, усыпанным бесчисленными точками света. Ему нравились точные науки, но не та их часть, что считает траекторию снаряда, а та, что вычисляет орбиту далекой кометы. Он облазил все магазины и все библиотеки их небольшого городка в поисках профильной литературы. Выписал «Астрономический ежегодник» и по вечерам, лежа на подоконнике, водил пальцем по холодному стеклу, находя Сириус и Полярную звезду.
Бабушка из Саратова звала его к себе, обещала помочь с подготовкой в университет. Но отец был непреклонен. «Как я ему еще смогу помочь?» — говорил он матери, и в его голосе слышалось не только упрямство, но и искреннее, пусть и неверное, понимание заботы.
Звёзды на погонах
Легкий дымок от выстрела рассеялся, смешав запах пороха со сладким ароматом луговых трав. Что-то маленькое и темное камнем упало вниз, бесшумно шлепнувшись в густую траву у подножия березы.
Игорь бесшумно, все еще не дыша, подошел к дереву. В густой зелени, раскинув крохотные крылышки, лежала птичка-завирушка. Ее серенькая грудка больше не вздымалась. Пуля мелкашки, утяжеленная свинцом, сразила ее наповал. Одна капля крови, алая и яркая, как рубин, алела на ее клюве.
Игорю стало физически плохо. Земля поплыла под ногами, в глазах потемнело, а в горле встал горячий, тошнотворный ком. Впервые в жизни он совершил поступок, начисто противоречивший всему его мировоззрению. Воспитанный на Толстом и Достоевском, впитывавший с молоком матери идеи сострадания ко всему живому, он не представлял, что можно вот так, за одну секунду, по воле твоего пальца, оборвать чью-то маленькую, трепетную жизнь. Пусть не человека, пусть маленькую птичку, но тварь божию! Он не просто увидел смерть. Он был ее причиной.
Отец молча и с нарастающим удивлением смотрел на сына. Он ожидал гордости, азарта, мужского плеча. Он видел бледное, искаженное почти что отвращением лицо. Он не сказал ни слова. Просто подошел, бережно, почти по-хозяйски, забрал у него из ослабевших пальцев мелкашку, зачехлил ее с привычной, отточенной аккуратностью.
Всю дорогу домой в полковом «уазике» они не проронили ни слова. Игорь смотрел в окно на убегающие сосны, но видел лишь маленькое серое тельце в траве. А отец смотрел на сына и впервые, кажется, не понимал, что творится в душе этого странного, не похожего на него мальчика.
«Никогда, — стучало в висках у Игоря в такт стуку мотора. — Никогда я не пойду в училище».
Потом он часто вспоминал этот эпизод. Когда надевал лейтенантские погоны, чувствуя их холодную тяжесть на плечах. Когда смотрел на чужие берега Японии с берега Кунашира. И когда глядел ночью на звёзды, далекие, как его детская мечта. Когда решил уйти из армии, уже много лет спустя. Жалел ли он, что в итоге стал офицером, как его отец? Нет. Служба дала ему многое: дисциплину, ответственность, друзей. Он нашел в ней свой путь.
Но что-то было не так… Что-то важное и хрупкое навсегда осталось лежать там, в той густой траве, под безветренным небом, рядом с убитой им птицей. И глядя в ночное небо, усыпанное миллиардами солнц, он иногда ловил себя на мысли, что между ним и этой бесконечной красотой навсегда лежит тонкая, невидимая преграда.
Обсудить рассказ «Чужие звёзды» можно на моем канале «Хронотехник» в Дзене. Загляните на мой сайт, где можно почитать и другие рассказы.